Глухо откашлявшись в кулак и набрав в лёгкие побольше воздуха, я заорал что есть мочи:

— Ребята! Если вы меня слышите, то ни в коем случае пока не откликайтесь! Просто спрячьтесь лучше и притихните! Будем стрелять, много, себя берегите! Если у вас есть оружие, в бой не ввязывайтесь, сохраните патроны для защиты!

Ответа не последовало. Это хорошо или плохо?

А потом что-то произошло.

Выбравшись из-под экрана салонов размеренно тарахтевших джипов, мы с Новиковым встали рядом и тут же синхронно почувствовали какое-то изменение среды. Непонятную напряжённость, настороженность. И не нашу — чужую. Подтверждая это, над плацем пролетел тот самый резкий и страшный звук, который запомнился после памятного беспокойного утра в моём зимовье. Неземной звук громко работающего синтезатора с хорошей звукоусиливающей аппаратурой. Грудь сжало спазмом, дышать стало тяжело.

Когда затихли последние адские ноты, мы, совершенно охреневшие, начали отходить, медленно и тихо пятиться к дверям внедорожников.

Пш-ш…

— Вот так. Все слышали? Не получится мирно, братцы… Твари на территории есть, — сбивчиво констатировал я, не успевая восстановить дыхание.

— Что будем делать? — поинтересовался Новиков. — Мне уже невтерпеж, пора уже пустить на сажу кого-нибудь из этих чертей.

— Минуту дайте.

Планировка центра заброшенной войсковой части, разброс и само расположение строений и площадок оказались очень неудачными для подобных спасательных операций. Плац маленький, почти квадратный, рядом только две одноэтажные казармы и что-то, похожее на блок с клубом и спортзалом. Но это точно не штаб, не тот антураж и архитектура, даже дежурки не видно. Она где-то в другом месте, как и столовая. А ещё есть котельная, радиорубка с давно растащенной аппаратурой, склады, спортплощадка и полоса препятствий, стрельбище, трансформаторные будки и гаражи-боксы…

После нескольких несчастных случаев, в которых крестовцы усмотрели мистическое начало, взрослые перестали совершать сюда набеги, вывезя самое ценное и деловое много лет назад, поэтому никто не смог нарисовать более или менее достоверную схему. Корявые рисунки разного авторства сильно отличались друг от друга. Насколько я понял, в последние годы сюда только поселковая детвора и наведывалась.

Пш-ш…

— Решение будет такое. Объезжаем территорию, выманиваем паскудников наружу, учиняем отстрел. Задача — как можно реже выходить из машин. Двигаемся так, чтобы никогда не терять друг друга из виду. Дмитрий, врубаем всю иллюминацию, фары-искатели набок. Должны же эти существа реагировать на яркий свет! Пусть слепит в атаке. Без геройства! Спецназовцев у нас в команде нет. Всё, что мы делаем — отсебятина, наитие, помните об этом. Я справа, «шнива» по левой стороне, вперёд!

Двигались медленно. Обогнув справа здание клуба, мы почти сразу обнаружили столовую.

Позже, разбирая полёты, мы с Димкой сильно удивлялись, отчего власти давно не настояли на полном сносе всего этого кошмара. Зачем вообще это грандиозный капкан было оставлять, ведь ясно же, что нет-нет, а дети сюда заглянут! Написали бы гневное письмо в Минобороны или попросили бы промышленников выделить землеройную технику… Песегов мужик опытный, осторожный — а его словно кто-то зачаровал.

Здесь всё выглядело так, как и должно быть, канон: обрывки кабелей и проводов, перекосившиеся двери нараспашку, стёкла выбиты, дорожки заросли высокой травой… Мне было не так удобно смотреть направо, как Гумозу, но что-то я разглядывать мог. Несмотря на давние и частые грабежи, тут многое осталось нетронутым. Даже алюминиевая посуда в столовой, и та была на месте! Поразили кривые стопки алюминиевых мисок и чуть покачивающиеся на крюках половники, в помещении гуляли сквозняки.

Алюминий, конечно, котируется существенно дешевле меди, но на материке такая посуда в товарном количестве могла окупить любой сталкерский рейд. Но есть из такой посуды не будешь, побрезгуешь. А сдавать цветмет местным некуда, не тащить же всё это чёрт знает за сколько километров, аж до Енисейска. Хотя я и не знаю, есть там скупка или нет.

Сказывается и старая добрая страшилка про радиацию: «Там, где стояли военные, непременно найдётся что-нибудь радиоактивное или ядовитое». Многие помнят скандальные публикации начала девяностых. И сейчас эти возникшие в голове строки у человека осведомленного могли вызвать воспоминания в виде отрывков из сообщений СМИ: «террористы могут получить доступ к ядерным хранилищам бывшего СССР», «грязная бомба», «в России не досчитались „ядерных чемоданчиков“». Почва для подобных ассоциаций, увы, имелась. Виной тому РИТЭГи — радиоизотопные термоэлектрические генераторы. Это источник электроэнергии, использующий тепловую энергию радиоактивного распада. В качестве топлива используется стронций-90, а для высокоэнергоёмких моделей — плутоний-238. Применяются они в навигационных и радиомаяках, метеостанциях и прочем оборудовании, установленном на местности, где нет других источников электропитания. В частности, на арктическом побережье. Их действительно начали массово находить после перестройки, когда войсковые части, пограничные заставы и полярные станции начали с потрясающей скоростью схлопываться одна за другой. Служивые уходили без плана и разума, бросая технику, оборудование и сооружения.

— Полы без мусора, все столы и лавки тоже, почти без бардака, расставлены правильно, ровно… — тихо описывал увиденное Гумоз.

Пш-ш…

— У нас пока чисто, смотрим следующую казарму, — доложил Новиков. — Никита, ты обратил внимание, как мало наглядной агитации?

Я вообще её не видел на стенах. Деревянные стенды были пусты. Ни плакатов, ни панно, ни портретов членов Политбюро, ни даже флагштоков на плацу. Может быть, подобные части маскировались от присмотра из космоса? Плац крошечный, флагштоков нет, зато на территории есть большие деревья, тут и там высятся пушистые ели…

— Под пионерлагерь косили. Или под санаторий, — предположил я.

— Не выдумывай лишнего, — посоветовал Гумоз, прямо из окна приоткрывая клинком пальмы очередную дверь. — Просто самый последний замполит был идейным, упёртым, с собой забрал.

— А зампотыл оказался не упёртым? Всю посуду бросили. Даже если часть получила новый комплект, мог бы вовремя задвинуть, пока был товарный вид.

— Тут ты прав, остро смотришь, дауншифтер… Такое могло произойти только в одном случае.

— В каком? — насторожился я.

— Если эту клятую часть эвакуировали очень быстро, может, даже экстренно, — без тени насмешки заявил мой стрелок.

— Утешил, блин!

— Ну, мы знали, куда отправляемся, так ведь? Кстати, вот тебе капитальная агитация, обрати внимание, осталась на месте, всё в порядке.

Да, все эти «Слава КПСС!», «Наша Родина — СССР», «Народ и армия едины!» и прочие подобные лозунги в монументальном исполнении всё же присутствовали. В виде примитивной мозаики, выложенные в стене кирпичом или написанные облезлой краской по бетону.

Неподалёку что-то негромко пискнуло или скрипнуло. Чёрт, мороз по коже!

— У нас домовой, кхе-кхе… — с неестественным спокойствием провозгласил в тишине голос промысловика.

— Где?! — крикнули мы вместе с Гумозом.

— Третье окно от меня, на подоконнике.

В проёме окна и в самом деле сидел домовой!

Он вполне мирно смотрел на машины экспедиции, свесив наружу кривые ноги в лаптях, был вполне антропоморфен и выглядел, как седой бородатый живчик-старичок очень маленького, почти игрушечного роста. Порты в полоску, серая рубаха, которая некогда могла быть и белой. Таким его на русских северах обычно и представляют: постоянно взъерошенным, с длинной бородой, добродушным, относительно безвредным и большим шутником. Ничего звериного в его облике я не заметил, ни шерсти, ни длинных когтей. Разве что длинные, торчком стоящие уши.

Удивления я почему-то не испытывал. Домовой, совершенно нас не опасаясь, качал головой из стороны в сторону, смешно двигал ручками и попискивал.

— Дедок, падший ангел, которого Бог в наказание сбросил на землю. Кто угодил прямо в жилища, стал домовым, — восхищённо сказал Гумоз, открывая дверь и выходя наружу. — Вот и свиделись!