— Ёлки, ты ничего не напутал в сценарии?! — вскричал я с полным пониманием. — Это же мои реплики, со мной то же самое происходит! День меняется с ночью, как бог на душу положит. Сон рваный, нервный, неожиданно просыпаюсь и тупо смотрю в потолок. Потом добираю.

— Ты писатель. Ночью, поди, нетленку творишь, — тут же нашёл объяснение промысловик.

— Не… У меня такое давно. У знакомых и приятелей нашего возраста тоже подобное творится. Отчасти, как говорят, это действительно возрастное, но если длится долго, то нужно провериться у врача.

— Вроде бы кто-то советовал в таких случаях принимать витамин D, — припомнил Сарсембаев.

— Может быть. Повторю, но только после проверки! Насколько я помню, у тебя контузия в анамнезе, правильно?

— Имеется такая зарубка, с Чечни.

— Остеохондроз шейного и грудного в запущенной стадии, комплектом, угадал? Иди к толковому неврологу с диагностикой сосудов шеи и того важного органа, который думает, что он думает.

— Как изловишь невролога, приводи и его.

— Нет, я серьёзно, навести спеца. Или хотя бы к девчатам в ФАП. Они не неврологи, но опыт-то огромный. А может, у тебя неврастения.

— Вот это похоже! — обрадовался он. — И у тебя?

— Не удивительно, — усмехнулся я. — В общем, нужен пустырник.

— На спирту!

— Вот лекарство и найдено, брат! Так что, хряпнем?

Ильяс замялся, поёрзал, но ответил отрицательно:

— Не, братка, пойду-ка я идеи генерировать, без них мне возвращаться нельзя… Вот что, попробую-ка я ещё разок навестить Костю Семёнова, у него три собаки. Может, удастся этого старого хрена уговорить.

Когда промысловик ушёл, я как-то неожиданно возбудился и решил, что наконец-то пора принимать какие-то внятные решения относительно дальнейших действий.

Плана не было от слова совсем, как говорят в социальных сетях.

Назад в зимовье и мне стало боязно возвращаться. Отлично оборудованное убежище современного отшельника при всех его достоинствах не тянет на звание настоящего блокгауза, способного выдержать натиск орды свирепых команчей. Про индейцев я благодаря кинематографу знаю всё, воевать с ними подручными средствами учился с раннего детства, а вот новый противник ещё не изучен. Мыслительные и физические способности чудовищ до сих пор не прояснены ни на страницу псевдонаучной статьи.

Способны они на длительную осаду, нападают ли слаженной группой, как между собой взаимодействуют? Насколько быстро эти твари способны с корнем вырвать крепкие ставни или выломать дверь? Фёдор, может, и даст знать вовремя о надвигающейся опасности, но плечом к плечу шерстяной негодяй встанет вряд ли.

Собачья троица, бегающая вокруг избы, способна замотать любого пришельца и дать хозяину драгоценное время, необходимое для верного прицеливания. Вот только неизвестно, как они поведут себя страшной тёмной ночью, когда рядом не окажется человека-вожака. Рядом с хозяином собака и охраняет добросовестно, как на блокпосту. Вполне может быть, что кабыздохи, завидев таёжную жуть, спрячутся в норы или героически чесанут вдоль берега.

Проблему могло бы решить минирование подходов к поляне, и это очень хорошая фантастическая посылка для рассказа.

Но и в посёлке мне совершенно не хотелось оставаться. Зелёная тоска, глупое безделье, здесь сейчас только горькую пить. Вчера на площади перед администрацией состоялся вялый митинг протеста, на который я, естественно, не пошёл. Это уже третий по счёту сход недовольных. Соседка сказала, что народу было очень мало, в основном бузили старики, но какое-то коллективное письмо люди всё-таки подписывали.

Статус Каменных Крестов тоже изменился.

Краевые, а может, и федеральные власти поначалу ограничили карантинную зону окружностью с радиусом в сто километров. Быстро поняв, что такая площадь окажется недостаточной для гарантированной изоляции активной зоны последствий феномена, они увеличили радиус поначалу до двухсот, а затем и до трёхсот километров. В результате зона отчуждения на юге района захватила не только Ванавару, но и прилегающие участки Подкаменной Тунгуски, куда попали Байкит и Куюмба. Таким образом, в зоне отчуждения оказались таёжные поселения, не имеющие возможности для коммутации. Сейчас только сертифицированный идиот рискнёт отправиться на юг к соседям. Не ясен и режим работы паромной переправы.

В соответствии с изменением карантинного режима передвигался и заградительный блокпост на грунтовой магистрали Каменные Кресты — Северо-Енисейский.

Оба прииска и горнодобывающее предприятие «Маргансиб» в два потока вывезли на материк почти всех вахтовиков и командированных специалистов, оставив на объектах по одной сборной бригаде дежурных электриков, слесарей и групп охраны объектов. Причём большинство из оставшихся — крестовцы. Замерли станки лесопилки. Свернули свою деятельность складские хозяйства, гаражи дорожной техники и мастерские предприятий, расположенные в посёлке, не работает дебаркадер.

Каменные Кресты опустели, как после эпидемии чумы, даже в полдень улицы пустынны. Выехали и некоторые из местных жителей, чиновники и управленцы. Глава поселения Песегов, человек добродушный, веселый и, как рассказывают, в прошлом порядочно распущенный, администрирует в вынужденном одиночестве. Из всего персонала у него остались только личный водитель, радист, делопроизводитель и помощница-жена. В здании администрации по графику работает стационарная радиостанция, с помощью которой осуществляется связь с районом и с приисками. Сегодня в поселении живут в основном старики, которым некуда деваться, и все те, кто останется в Крестах при любых обстоятельствах, вплоть до ядерной войны. Не собирались уезжать и те, у кого здесь стоит крепкое хозяйство, самые независимые люди. Они и хозяйства-то заводили, чтобы как можно больше производить и по возможности реализовывать, а не покупать в магазинах. Те самые старожильцы-коренные, настоящие чалдоны, которые выросли в твёрдом убеждении: это моя земля, и я её никому не отдам. Вот и я остаюсь. Если честно, то патриотизма в этом поступке пока нет, есть упрямство.

Кто не успел, тот опоздал, правило работает безукоризненно. Если сейчас я, к примеру, возжелаю покинуть токсичное место и отправлюсь на джипе в сторону Северо-Енисейского, то на заградительном блоке меня грубо тормознут, а если начну выдвигать претензии, то без долгих разговоров отправят в карантинный лагерь. Злые языки поговаривают, что попав туда, человек получает все шансы надолго остаться за колючкой. Или в лаборатории учёных, причём безвозвратно, если у науки возникнет подозрение в том, что пациент был укушен тварью. Рисковать свободой, понятное дело, никто не хочет, хотя я по-прежнему убеждён в том, что при желании смог бы смыться по рекам и речушкам.

Собственные блокпосты имеет и посёлок, всего их три: два на дорогах, ведущим к приискам «Удачный» и «Волчья падь», ещё один стоит на магистральной выездной трассе. Безопасность с восточного направления обеспечивает силами оставшихся на предприятии бригад горный комбинат. Там народу побольше — нужно обслуживать электростанцию и котельную, контролировать состояние рудника. Последний элемент системы охраны и обороны — наблюдательный пост на Таймуре, где двое мужиков, периодически патрулирующие ближнюю акваторию на моторной лодке, круглосуточно живут на дебаркадере.

В посёлке нет постоянно действующего поста МЧС, хотя спасатели регулярно появляются на вертодроме. Их яркие вертушки прибывают и уходят вглубь зоны через день-два. Что именно они делают в окрестностях эпицентра и каковы успехи групп, неизвестно.

Точно так же поступают приезжие вежливые зелёные человечки в масках — посадка, заправка, во время которой десант сидит на траве вокруг крылатой машины или быстренько наведывается в посёлок для пополнения съестных припасов, затем происходит погрузка и визуально тревожный, тяжёлый какой-то уход вглубь зоны… Пассажиры транзитных бортов ведут себя тихо, не быкуют, что называется, других не расспрашивают, но и сами ничего не рассказывают.